Процессы глобализации, как известно, имеют разнообразные основания, стимулируются различными факторами, характеризуются раз- личными сторонами. Среди оснований глобализации можно выделить естественно-исторически развивавшиеся объективные тенденции в интеграции экономических , торговых , финансовых , информационных отношений, во все большей степени объединяющих мир в единое целое. Другая часть оснований глобализации современного мира представлена в субъективных интересах отдельных социальных групп, выразившихся в идеологии глобализма, представляющей владельцев ТНК, экономически и финансово наиболее могущественные нации и государства, стремящиеся сохранить лидирующие позиции в мировой экономике , политике . Из двух основных аспектов глобализации , экономического и информационного, для сферы ментальности более важен последний, хотя следует иметь в виду его прямую зависимость от характера экономических процессов и ценностей глобализма.
Попытаемся проанализировать тенденции, которые выявляются во влиянии процессов глобализации на сферу ментальности . Поскольку ментальность представляет собой феномен, укорененный в культуре, постольку на нее прежде всего влияют те изменения, которые глобали- зация вызывает в последней. Прежде всего имеется в виду стандарти- зация культуры, которая проходит преимущественно в виде вестерни- зации и, что более точно, американизации. Почти весь мир предпочи- тает европейское и американское (джинсы, кроссовки) платье, во мно- гих регионах получили широкое распространение технологии «быстро- го питания», отшлифованные «Макдональдсом», широко выраженным является интерес к продуктам массовой культуры (кино, музыка, лите- ратура, реклама), в которых преобладают агрессивные и эротические мотивы, причем основная масса такой поп-продукции производится и продвигается на рынок северо-американскими компаниями.
Воздействие таких тенденций культуры на сферу ментальности не бывает нейтральным . Происходит направленное обращение к фунда- менту ментальности, прелставляющему собой наиболее примитивные, универсальные основания психики, имеющие характер биологически безусловных рефлексов . Их активизация и постоянная стимуляция нивелирует активность более сложных , поздних по происхождению , этнических, этнонациональных и этноцивилизационных слоев менталь- ности . Носитель ментальности , находящейся в состоянии подобной нивелировки, легко управляем: рациональные слои сознания проявля- ют активность в связи с целями удовлетворения биологических по - требностей, которые при этом по своей интенсивности и направленно- сти утрачивают естественный характер. Отдельные индивиды и целые группы людей « подсаживаются на иглу » порнографических зрелищ , созерцания триллеров, а также потребления более безобидных, но тем не менее примитивных и стандартных развлечений . Стандартизация сознания и нивелировка специфики ментальности достигается и за счет агрессивной экспансии элементов определенного языка (в последние десятилетия таким стал английский ) в различные языковые среды . Направленная стимуляция этнических и этноцивилизационных доми- нант ментальности, обращение к фольклору, национальной материаль- ной и духовной традиции, наоборот, приводит к отторжению стандар- тизированных ценностей, продуктов массовой культуры, образцов по- ведения , иноязычной лексики .
Трудно не согласиться с мыслью, что «ментальность - чрезвычай- но существенная характеристика любого социума, поскольку в каче- стве социокультурного субъекта человек принадлежит не столько объек-



тивному миру , сколько интерсубъективной картине мира , творимой тем или иным менталитетом» [35]. Однако в любом обществе однород- ность ментального пространства будет относительной. Помимо преоб- ладающих установок сознания и систем ценностей, всегда будут суще- ствовать альтернативные. Однако только в современном обществе по- явились возможности технологически оснащенной массовой манипу- ляции не только общественным сознанием, но и его подкладкой – струк- турами ментальности.
Процессы глобализации значительно активизировались после раз- рушения Советского Союза. Эта геополитическая катастрофа затрону- ла судьбы всего человечества, однако в наиболее сложном положении в связи с ней оказались народы, входившие в его состав, в том числе и восточнославянские народы. Собственно, накануне и в ходе разруше- ния СССР, в мировоззренческой сфере русского, белорусского, укра- инского народов происходили подспудные процессы, которые можно рассматривать как результаты идеологического противостояния соци- альной мифологии коммунизма и либерализма. Эффективность новых, либералистских, мифологем оказалась на некоторое время весьма вы- сокой., поскольку направлены они были на психологически открыто- го, «среднего» советского человека, привыкшего доверять СМИ, ори- ентированного не на частные цели и соображения корысти и поэтому не транслировавшего такие ориентации на других – политиков, журна- листов новой генерации, полагавшего, что последними движет искрен- нее стремление к истине и «новому» общему благу.
В качестве примеров можно привести способы воздействия на ментальность «простого советского человека», обнаружившие себя наи- более ярко, повлиявшие и на умонастроения восточнославянских на- родов , являвших собой социальную основу советской системы . Во - первых, это активное обращение к тем следам исторической памяти, которые связаны с противостояниями , конфликтами , противоречия - ми ( как действительными , так и мнимыми ) далекого и недалекого прошлого родственных славянских народов . Во - вторых , разрушение традиционных , устоявшихся образов Героя в восточнославянских культурах , которое проводилось и при помощи наукоподобной кри - тики , и через « разоблачительные » массивы публикаций и видеопро - дукции в СМИ . В - третьих , поддержка интенций коллективного со - знания , связанных с формированием индивидуалистического агрес - сивно - потребительского отношения к миру ( тем более что нечаянно для себя советское общество сформировало установки светлого буду- щего, связав его с чуждым для восточнославянской системы ценнос- тей возникшим в западноевропейской духовной традиции принци - пом « каждому по его потребностям »). И , в конце концов , акцент с самоотверженного служения коммунистическому идеалу сдвинулся на его немедленное осуществление, до чего произошла попытка сме- шения идеала с действительностью при помощи прямого обмана , в рамках которого действительность современного европейского по -



требите льского мира была выдана за осуществившийся идеал [49]. В-четвертых, нивелировка специфики ментальности усиливалась за счет усиленного внедрения иностранной лексики (как и во многих других регионах , английского ) в восточнославянские языковые среды , что сопровождалось затемнением ясных смыслов своей духовности при помощи заемных « синонимов », незаметно уводящих от четких , эти - чески определенных, прозрачных имен, выражающих сущность пред- мета или действия. Таким образом, современные технологии манипу- ляции сознанием активно обращаются к подсознательным и бессозна- тельным слоям человеческой психики , оказывая воздействие , пусть и недолговременное, на ментальность, что делает их, с одной сторо- ны, весьма эффективными, а с другой, превращает последствия тако- го влияния в мало предсказуемые и потенциально опасные .
Результатом стал « ментальный кризис », определяемый вслед за Питиримом Сорокиным как «утрата социокультурной «суперсистемой» единого вектора ментальной жизни», что, по мнению российского ис- следователя В.Тюпы, «означает ценностную дезинтеграцию и «мораль- ную поляризацию» общественного менталитета». И далее: «Можно с уверенностью утверждать, что в контексте такого кризиса многие лич- ные сознания ослабляют или даже вовсе утрачивают способность к полноценной самоактуализации и адекватной самоидентификации, что приводит в общественной жизни к дефициту социальной субъектнос- ти» [35]. З.В.Сикевич считает, что кризисный менталитет отличается
«мозаичностью, ситуативностью, внутренней противоречивостью» [10, c. 1 46]. Ю . Ю . Булычев пишет более чем о кризисе – о « ментальной стерилизации », связывая ее с деятельностью СМИ , навязывающих
«модель «нового либерального человека » – безнационального , безэт- нического, безрелигиозного, технократически бездушного, индивидуа- листически и рационалистически озабоченного материальным успехом и поиском физиологических удовольствий» [33,c. 166].
Таким образом, нарастание роли субъективного фактора в истории человечества, усиленное развитием техники и технологий, привело к настоящему времени к тому, что отдельные культуры столкнулись с мощными попытками доминирующей североатлантической цивилизации не только расширить свое влияние, но и углубить его за счет направлен- ной трансформации глубинных оснований иных культур, в том числе не обошлось без попыток направленного воздействия на менталитет.
По отношению к различным культурам, в том числе и восточнос- лавянскому миру, применяются технологии широкого спектра действия – от прямого разрушительного влияния, включающего военную агрессию или угрозу ею, на государственные целостности, до направленной ма- нипуляции этническими и этнонациональными уровнями ментальнос- ти. В последнее время, не без ответной активности со стороны пред- ставителей части восточнославянских этносов, делается многое с це- лью воспрепятствовать возможному формированию суперэтнической, цивилизационной идентичности восточнославянских народов , интег -



рации их ментального пространства в цивилизационном масштабе . Некоторые из местных сторонников глобализма являются носителями рационального или иррационального, неосознаваемого согласия с пра- вом немногих сильных , избранных (экономически эффективных ) уп- равлять многими, слабыми (экономически неэффективными), некото- рые рассчитывают присоединиться к «золотому миллиарду», отдель- ные считают глобалистскую «фабрику послушных» меньшим злом, чем послушание местной власти, еще кто-то искренне верит в возможность
«подлинной демократии» и «подлинной свободы» в современном «под- линно гражданском обществе». Но что показательно : многие из вос- точнославянских приверженцев североатлантических моделей социаль- ного развития, глобализации и либерализма в какой-то мере остаются носителями все той же славянской (восточнославянской) ментальнос- ти с установками авторитаризма и стихийного демократизма, патерна- лизма и эгалитаризма, нравственного максимализма и отзывчивости к утопическим идеям, но уже в отредактированном глобалистским дис- курсом формате: бесспорным авторитетом для них выступают апологе- ты либерализма, их стихийный демократизм жестко окольцовывается концепцией «прав человека », патернализм проявляется в послушном следовании воле тех авторитетов, которые в данный момент поражают финансовыми возможностями («Европа нас поддержит»), а рациональ- ные сомнения в возможности всемирного равенства приводят к актив- ности , направляемой надеждой оказаться равным среди тех « самых равных», которые отличаются высоким материальным доходом. Нрав- ственный максимум для них совпадает с пустой в логическом смысле идеей общечеловеческих ценностей (на роль последних в настоящее время полноправно могли бы претендовать деньги) или обращается в критический максимализм по отношению ко всему отечественному. Т.е. сохраняются определенные социально-психологические установки, но уже в искаженном иной моделью должного ценностном пространстве: вместо устоявшейся в аутентичном ментальном поле восточнославянс- кой культуры идеи соборного движения к нравственному идеалу изби- рается идея индивидуально-корпоративного движения к высокому уров- ню потребления.
В настоящее время в восточнославянских государствах , возник - ших на руинах Советского Союза, применяются различные формы эко- номических , политических , культурных преобразований . Однако то , что ни плановым, ни рыночным преобразованиям не поддается – мен- талитет, – с одной стороны, выступает как «неучтенный остаток», де- формирующий социальные сценарии, с другой стороны, свидетельствует о жизнеспособности духовных оснований близкородственных восточ- нославянских этносов. Как справедливо отмечал еще в 1999 г. Ю.Оль- севич , « то , что потенциал национального единства способен сохра - няться вопреки фактическому разрыву конкретных форм национальных связей , заставляет искать основу этого единства на более глубоком , психофизическом уровне» [30, c. 70].



В России либерал - реформаторы осуществляют социальную мо - дернизацию через модель « дикого капитализма ». При этом в подав - ляющей части научной литературы можно обнаружить эмпирические доказательства несоответствия духа и буквы проводимых в современ- ной России реформ основаниям русской ментальности , касается ли это вопросов купли - продажи земли [50, c. 28], направленности ре - форм , доверия властям и СМИ [5 1 , c. 47–55], соотношения сторон - ников индивидуалистических отношений и коллективистской моде - ли общества [52, c. 52], приоритета прав индивида и общности, фун- кций государства [53, c. 38–45], уровня жизни , качества здоровья , демографических показателей [25, c. 148–149]. Общие выводы, кото- рые , начиная с конца 90- х годов , все более дружно и однозначно предлагает российское социогуманитарное знание , сводятся к тому , что «идеология либерализма, которая в течение десяти постперестро- ечных лет внедрялась в умы людей посредством влияния СМИ и переделки человека методами экономического принуждения, оберну- лась стагнацией общественного развития, разделением на социальные микрогруппы . Население не только испытывает отчуждение к поли - тическим и социальным институтам , но и довольствуется адаптаци - онными стратегиями , воспринимает общество как источник риска и ориентировано на актуализм, жизнь «одним днем» [54, c. 3]. Многие авторы обнаруживают острые формы кризиса идентичности , харак - терного для глобализирующегося мира в целом, однако именно в Рос- сии приобретающего особенно болезненные проявления ( лавинооб - разный рост алкоголизма , наркомании , суицидов , асоциального по - ведения ). Следствием ментального кризиса можно считать и сохра - няющееся в России отсутствие национально или государственно ори- ентированной идеологии . Как отмечает Ю . Г . Волков , « звучащие « на слуху » идеологии технократичны или экономоцентричны , включают социальную и духовную жизнь в логику рынка или фетишизируют технический прогресс . Отсюда культивирование « исторической от - сталости », призыв « переделать » архаическую российскую менталь - ность » [54, c. 5]. В то же время для части авторов действительно остаются актуальными постоянно муссировавшиеся в 80- е годы ХХ века идеи несовершенства российской ментальности, некачествен- ности отечественного «человеческого материала», «устарелости» тра- диций , внушение установок на возможности переделать их , усовер - шенствовать. Обнаруживается , что часть ученого сообщества остает- ся бессознательным носителем парадигмы направленного социально- го прогресса, линейного подхода к сложнейшему миру социокультур- ных явлений. Эти идеи несут на себе отпечаток действительно уста- ревшего механистического мировоззрения , раскритикованного фило- софией еще в XIX веке, являются затяжным пережитком европоцен- тризма, который сама Европа, в лице своего социогуманитарного зна- ния, давно научилась замечать, если не преодолевать.



Противоречивые процессы, происходящие с конца ХХ века в та- кой восточнославянской стране , как Украина , также вряд ли свиде - тельствуют о том, что украинская ментальность нашла в них адекват- ные способы самовыражения. На Украине, судя по всему, ментальный кризис не снимается ни провозглашением государственным украинско- го языка, ни переводом на него почти всей системы образования, ни геополитическим дрейфом на Запад . Фактически общество остается расколотым на части, одной из которых чрезвычайно трудно навязать узко национальные ценности , индивидуалистические ориентиры , ли- берально-плюралистические идеалы. В то же время затянувшийся по- литический кризис напоминает связанный с историческим прошлым литературный образ Тараса Бульбы и сюжет, отражающий не частный случай предательства родным сыном , но внутренний конфликт кол - лективного сознания , стремящегося сохранить свои святыни и одно- временно оставить их ради других, более заманчивых.
Третья из возникших на постсоветском пространстве восточносла- вянских стран – Беларусь в течение определенного периода также пе- реживала ситуацию выраженной нестабильности как в социально-эко- номической, так и духовно-политической сфере. Эта ситуация сопро- вождалась ментальным кризисом, о котором свидетельствовали и дан- ные научной периодики, и полемика в публицистике. Так, социологи- ческое исследование системы экономических ценностей минчан, про- веденное Г.Евелькиным в 1999 году, выявило «плюрализм в отдельно взятой голове », выразившийся в одновременном принятии опрошен - ными противоположных ценностей : личной ответственности за свое материальное благополучие и в то же время установок экономического патернализма , равенства доходов и необходимости их неравенства , активного типа экономического поведения и пассивного и т . п . [55, c . 237–246]. В определенной степени о ментальном кризисе говорит и естественное в условиях социальной нестабильности резкое усиление ориентаций на микросреду, рост значения кровно-родственных отно- шений в стратегиях адаптации, а также распространение стереотипов коллективного сознания , указывающих на заниженную самооценку народа, чувство неполноценности и т.п. Несомненно, для всех восточ- нославянских народов социально - психологическим испытанием стал сам по себе переход от масштабного социального проекта советского общества (многие исследователи ныне считают этот проект цивилиза- ционным , некоторые – имперским ) к национальным , гораздо более узким проектам с неопределенными перспективами. В первые постпе- рестроечные годы именно о Беларуси некоторые авторы пишут как о
«самой советской» из всех советских республик», «абсолютно не гото- вой к событиям перестройки и постперестройки» [32, c. 110]. Как пред- ставляется, речь идет не о том, что именно белорусы оказались наибо- лее восприимчивыми к марксистско-ленинской идеологической рито- рике; скорее в силу более высокой по сравнению с другими восточнос- лавянскими народами степени выраженности в ментальности аутен -



тичных архетипов коллективного бессознательного, мировоззрение бе- лорусов более активно восприняло созвучные этим архетипам идеи социальной справедливости , братства народов , идеалы « Морального кодекса строителя коммунизма». Играла свою роль и черта, которую польский революционер Ю.Мархлевский назвал «инстинктивным не- доверием белорусов к переменам», что действительно выявляет одну из характеристик ментальности белоруса как человека, с глубокой древ- ности и до сих пор принимающего как неизбежность несовершенство человеческих возможностей по переустройству мира в желаемом на- правлении .
В настоящее время научный анализ обнаруживает, что «менталь- ный автопортрет современных белорусов определяется в первую оче- редь социально-духовными и патриархально-традиционными, коллек- тивистскими характеристиками, в меньшей степени – рационально-де- ятельными и либеральными , индивидуалистическими ментальными характеристиками [56, c. 26]. Это , без сомнения , свидетельствует о высокой устойчивости особенностей менталитета, но вновь порождает прежние вопросы – о соответствии специфики ментальности вызовам времени. Если даже «вызовами времени» считать актуальные тенден- ции современности – деградацию культуры и духовности, коммерциа- лизацию всех сфер жизни, в том числе и отношений между родствен- ными восточнославянскими народами , которые СМИ , обращенные к массовому сознанию, сводят к товарообороту, «взаимовыгодному со- трудничеству » и рыночным отношениям , – то вряд ли действенным ответом на них будут усилия по форсированному стимулированию ра- циональности и индивидуализма в коллективном сознании . (Ведь не так давно общественное сознание недавних граждан единого советско- го общества разъедалось спорами о том, кто «всех «кормит» – Украи- на, Прибалтика или все-таки Россия с внушением идеи о неизбежном процветании « кормилицы » в случае отделения . И казалось , что это рациональные рассуждения !) Во -первых , вряд ли восточные славяне смогут стать успешными конкурентами в рациональности и «разумном эгоизме» англичанам или американцам. Во-вторых, привитие этнокуль- турным основаниям восточнославянской ментальности неорганичных ей ориентиров в очередной раз может дать уродливые плоды, о кото- рых писал Н . Данилевский и которые в непредсказуемой сфере кол - лективного сознания могут реализоватьться в виде установок неразум- ного, крайнего, звериного индивидуализма, избавляющегося от самой элементарной рациональности , кроме гарантирующей сиюминутные удовольствия или личные выгоды.
Настоящие вызовы времени – это глобальные проблемы , корни которых связаны с формированием и распространением ценностей тех- ногенной цивилизации, прежде всего с идеями антропоцентризма, воз- величивания человеческого разума, т.е. индивидуализмом и рациона- лизмом , трагические последствия торжества которых предсказывали многие восточнославянские мыслители – от А.Волана и Г.Сковороды



до Н . Федорова и К . Леонтьева , Н . Гоголя и Ф . Достоевского . Знание механизмов функционирования такой тонкой ткани как ментальность ориентирует на поиски таких способов социального изменения, кото- рые активизировали бы интенции коллективного сознания, стратеги- чески оправданные в общецивилизационном масштабе.
Уже сейчас можно констатировать, что позитивные сдвиги, про- исходящие в белорусском обществе в самые последние годы, связаны с укреплением порядка. По всей видимости, авторитаризм и патерна- лизм в установках коллективного сознания проявляют себя как про- дуктивные элементы в процессах самоорганизации восточнославянс - ких общностей, особенно в ситуациях выхода из состояний социаль- ной нестабильности . По крайней мере из социологических исследо - ваний менталитета современных белорусов в сопоставлении с мента- литетом русских, украинцев и поляков известно, что «за укрепление порядка , ответственности и дисциплины высказались 64,9 % белору- сов и русских ( этот способ выхода из кризисного состояния занял первое место). Однако этот путь респонденты связывают не с юриди- ческим произволом и насилием . Граждане недвусмысленно зафикси - ровали необходимость правопорядка , где право обеспечивается дис - циплиной и порядком , а порядок базируется на правовых нормах » [44, c. 144]. И хотя в белорусской культуре уважение к закону выра- жено больше , чем у других восточнославянских народов ( об этом свидетельствует помимо прочего повышенное внимание к проблеме роли соблюдения законов в философской мысли Беларуси ), сверхза - дачей в духовной жизни современных восточнославянских народов как можно скорее должна стать максимальная актуализация нравствен- ных установок коллективного сознания. В научной литературе и пуб- лицистике часто анализируются проблемы формирования в человеке личной ответственности . Однако возможно , что личная ответствен - ность как регулятив в большей степени связана со спецификой инди- видуалистической матрицы социальности западного типа , а в ином социокультурном контексте выступает как декларация , которая не может реализоваться в результате частого повторения в печатном и устном виде. На Западе в системах воспитания с раннего детства ре- бенку внушается, что он независим в выборе стремлений и действий, но и нести ответственность за них (в том числе и за негативные по- следствия) придется ему самому. Когда в последние десятилетия идеи свободы личности в их западном смысле ( свободы слова , свободы совести , сексуальной свободы и т . д .), хлынули в информационное пространство восточнославянских культур, то оказалось , что многие восприняли свободу вне связи с личной ответственностью , посколь - ку срабатывали механизмы ментальности: последствия увлечения сво- бодой в коллективистких восточнославянских культурах переклады - ваются на общество , родственников , социальные и государственные учреждения. Свобода слова реализовалась в засилье нецензурной лек- сики, свобода совести – в свободе от совести, сексуальная свобода –



в бурном росте разводов , абортов и брошенных детей . Критический задор 80-х, обрушивший массу сомнений на такие регулятивы чело - веческого поведения , как совесть и чувство вины , воспитание кото - рых было с древнейших времен встроено в процессы социализации у славян, лишил восточнославянские культуры наиболее органичных и продуктивных механизмов социокультурной самоорганизации , стал наиболее разрушительным для социального взаимодействия . ( Пред - ставляется , что само словосочетание « свобода совести », буквально подразумевающее свободу убеждений, в иерархию смыслов, исконно утвердившихся в восточнославянском мире , вносит хаос и невразу - мительность). Совесть и чувство вины в восточнославянских коллек- тивистких культурах выполняли те же функции, что и регулятив от- ветственности на Западе или регулятив долга на Востоке (в частно - сти , в китайской культуре ). Думается , что перспективы духовного обновления современных восточнославянских культур, в том числе и белорусской, связаны с возвращением совести, способности стыдить- ся, чувству вины высокого статуса естественных и необходимых че- ловеку качеств. Именно эти качества выступали как способ реализа- ции фундаментальных установок восточнославянской ментальности , сфокусированных на нравственном поиске, нравственном совершен- ствовании человека и общества.
Защита культурной самобытности и отстаивание права на органич- ную ей ментальность в условиях глобализации приобретает различные формы. Чаще всего источником организованного противостояния ока- зывается национальное государство, которое через правовые механиз- мы регулирует развитие культуры прежде всего через запреты и огра- ничения. Так, в Южной Корее правительственным указом было запре- щено распространение « Макдональдсов » и других технологий «fast food», во Франции жестко ограничен (пятнадцатью процентами прока- та) поток американской кинопродукции, законом о языке запрещены вывески на улицах на иностранных языках, в Японии на государствен- ных телеканалах не менее 60 % информации должно носить просвети- тельский (в противовес развлекательному) характер, Китай использу- ет информационные фильтры, ограничивающие доступ через Интернет к порносайтам, и т.д.
Однако думается, что в современном мире действительно эффек- тивная защита культурной самобытности и права на историческое са- моопределение связана не столько с государственными, сколько с мас- штабными цивилизационными целостностями . Конечно , в условиях глобализации не легко противодействовать манипуляции сознанием миллионов людей. И вот уже «по последним данным соцопроса ана- литического «Левада-центра», в список враждебно настроенных по от- ношению к России стран попали Украина (23 %), Польша (20 %)... Список дружественных стран по результатам исследования возглавля- ют Казахстан (39 %), Белоруссия (38 %). Далее следуют Германия (24 %), Китай (19 %), Армения (15 %) и Индия (14 %). Кроме них, в



десятку вошли Украина (11 %), Франция и Болгария (по 9 %)...» [57, c. 2]. Налицо выраженная тенденция нарастания противоречий в отно- шениях между современными восточнославянскими странами.
Тем не менее в социогуманитарной рефлексии , как отечествен - ной , так и западноевропейской , существует длительная традиция обоснования культурно -цивилизационного единства восточнославян - ских народов . В научной литературе постсоветского пространства разработаны понятия , позволяющие выявить основания совместно - го цивилизационного творчества русских, белорусов, украинцев. Это понятия восточнославянской цивилизации , православной цивили - зации , славяно - русской , восточно - христианской , евразийской циви - лизации [58, c. 50].
Именно проблема цивилизационной идентичности в условиях гло- бализации приобрела для восточнославянских народов особую остро- ту. Данный термин в общем смысле указывает на принадлежность ин- дивида, этноса или государства к определенной цивилизации. При этом имеется в виду цивилизация с точки зрения локально-регионального подхода (культурно-исторический тип у Данилевского, «высокие куль- туры », по О.Шпенглеру , собственно «цивилизация » у Тойнби ). Речь идет об общностях, связанных с определенным географическим ареа- лом и выступающих носителями таких религий, идеологий, социальных практик и культурных стилей, которые в совокупности составляют осо- бый образ «человечества», но при этом претендуют на универсальную, всемирную значимость [18, c. 80].
Поскольку для цивилизации в локально-региональном смысле ха- рактерны три важнейших признака – государственно оформленный народ или группа народов, территория, которую они осваивают в опре- деленном географическом ареале и «сакральная вертикаль», т.е. спе- цифически ориентированный духовный опыт и духовный поиск , по - стольку одна и та же цивилизация может иметь различные названия (« конфуцианская » и « китайская », или « западно - христианская », « ли - беральная », «романо -германская » и «североатлантическая ». Перифе - рию цивилизации образуют народы, не входящие в ее ядро, но попав- шие в сферу ее идейного, стилевого и (или) политико-экономического притяжения и доминирования. Часто периферии разных цивилизаций пересекаются друг с другом, и в этих междумирьях могут возникать
« цивилизационно расколотые », по С . Хантингтону , государства , где разные группы населения берут за образец различные «основные чело- вечества». Одновременно используется понятие «цивилизационно над- ломленной» (т.е. пытающейся сменить свою цивилизационную иден- тичность) страны [18, c. 80].
Процесс формирования цивилизационной идентичности у вос - точных славян имеет свои особенности. С одной стороны, и в Запад- ной Европе , и у восточных славян сакральная вертикаль сознания неразрывно связана с христианством , что , казалось бы , могло обус - ловить формирование единых духовно - цивилизационных оснований ,



тем более, что географически , территориально восточно-слаявянские этносы формировались на территории Европы как части света . Но в Западной Европе христианство накладывалось на оформившиеся, сло- жившиеся в древности социокультурные и духовно - цивилизацион - ные основания античного мира. Антропоцентрические архетипы кол- лективного бессознательного европейцев стали мощной призмой , в конечном счете преломившей новые религиозные ценности сквозь устоявшиеся традиции интеллектуально-рационального индивидуали- стически-состязательного отношения к миру (возникшего еще в Древ- ней Греции). Христианская Церковь на Западе, начавшись как «Цер- ковь над нацией » в католичестве обусловила параллельное развитие религиозного и этнонационального сознания , которое развивалось и сохранялось вне церкви. Постепенно в силу доминирующих менталь- ных особенностей западноевропейского человека идея « Ц еркви над нацией » превратилась в « Церковь в индивиде » у протестантов . Но так или иначе она не пересеклась по-настоящему с этнонациональны- ми идентичностями европейцев. В конечном счете кризис христианс- кой духовности на Западе привел к тому , что смысл пребывания в истории был сведен к коллективно-эгоистическим задачам борьбы за овладение ресурсами и пространством планеты , а новой сакральной вертикалью, в большей мере, чем христианство, соответствующей ин- дивидоцентричным архетипам коллективного бессознательного , ста - ла идеология либерализма .
У восточных славян сакральная вертикаль сознания формирова - лась практически одновременно с государственным и цивилизацион- ным строительством. Идеалы христианства вступили в непосредствен- ный синтез с этническим уровнем ментальности, усилив его доминан- ты – диалогичность, социоцентризм в формах родоцентризма и общи- ноцентризма ( но теперь в новом масштабе ). Установки приоритета сверхиндивидуального «Мы», ранее включавшего уровни рода, племе- ни , общины трансформируются в наднациональное , вселенское , ду - ховно-православное «Мы ». Христианство в виде православия слива - ется с национальным строительством , что препятствует формирова - нию эгоистического этноцентрического сознания . Формируется уни- версальный горизонт преданности сверхнациональным ценностям, идеи социально-исторической ответственности, исторического служения. В национальном сознании русских , к примеру , такие установки стали основой идеалов третьеримского мессианизма. В то же время это осла- било установки формирования понятия своей собственной этнокуль- турной самобытности и мировой значимости своего национального сво- еобразия, что препятствовало и созданию особой, крепко обустроен- ной цивилизации .
Сложной проблемой на пути самостоятельного цивилизацион - ного строительства было и то , что восточнославянские культуры в процессе своего развития находились в состоянии « раскачивания » между двумя цивилизационными космосами – Западом и Востоком ,



не принимая до конца в силу специфики ментальности ни один из них. И.Абдиралович адресовал белорусскому народу следующие стро- ки : « Колебание между Западом и Востоком и искренняя непривер - женность ни первому , ни второму является основным признаком белорусского народа», однако думается, что эта характеристика мог- ла бы быть адресована и другим восточнославянским народам . Сле - дующим препятствием явилось распространение в среде близкород - ственных этносов различных направлений христианства – правосла - вия , католичества , в XVI веке – и протестантизма , наконец , воз - никновение униатства . И хотя идеалы православия являются доми - нирующими, неполное совпадение этнической и преобладающей кон- фессиональной идентичности ( при отсутствии самоидентичности более широкого масштаба ) в некоторых регионах являлось источни - ком частичной дезинтеграции « сакральной вертикали » восточнос - лавянских культур . В максимальной степени это коснулось бело - русской культуры , в которой не была окончательно решена и про - блема этнонациональной идентичности .
Таким образом , обстоятельства этногенеза славян , связанного с жесточайшей борьбой против агрессоров , экстенсивной колониза - цией малоосвоенных земель , разнонаправленными социально - поли - тическими процессами , включая внутренние конфликты между сла - вянскими народами , не способствовали формированию ментальных установок, однозначно ориентирующих на славянское единство, вза- имную поддержку и солидарность . Глубинные факторы общности ментальностей – сходство языков и этнокультурных особенностей – всегда оставались ресурсом, благодаря которому возможны были про- цессы интеграции и диалога славянских племен и народов , однако возникали исторические обстоятельства , препятствовавшие форми - рованию такого ментального пространства , которое способствовало бы развитию целостной общеславянской культурно - цивилизацион - ной идентичности . Среди них наибольшее значение имели террито - риально - государственная разобщенность , конфессиональные разли - чия и различная степень интенсивности взаимодействия с несла - вянскими культурами .
Серьезные трудности в деле строительства своей цивилизации во- сточнославянскими народами в значительной мере обусловлены и спе- цифическими отношениями между элитами и народами . Если духов- ные элиты (это выразилось наиболее ярко в области художественной культуры ) зачастую выражали и усиливали аутентичную энергетику духовного поиска восточных славян, то политические элиты часто не- вольно или преднамеренно способствовали разрывам и надломам в сфере цивилизационного движения .
В период социалистического строительства попытки сформировать новую историческую общность – советский народ – с одной стороны, способствовали дополнительному ослаблению этнонациональных ос- нований восточнославянских культур , с другой стороны , усилили



межкультурное единство на основе идеи светлого будущего для всех. Эта идея марксизма оказалась органичной установкам восточнославян- ской ментальности , ранее актуализированным православием . И хотя религиозные идеи в это время активно подавлялись атеистическим го- сударством , немецкий писатель Г . Бёлль , посетив Советский Союз в
70-е годы, оставил в своем блокноте парадоксальную запись: «Это –
самая христианская страна в мире...».
Если в доиндустриальных , досовременных обществах идентич -
ность зависела в основном от происхождения и жестко « прикрепля -
ла» человека к определенному социальному слою, то в современном динамичном социуме самоотождествление личности проблематизи -
руется , становится все в большей степени уделом ее сознательного
выбора . Идентичность современного человека связана с сознатель -
ной ориентацией на определенный стиль жизни , « выбирая » кото -
рый , индивиды формируют свою тождественность с определенной
группой , образом жизни , ценностями . В сверхсложных социальных организмах , которыми являются современные индустриальные об -
щества , идентичность имеет множественный характер , что затруд -
няет в целом процессы формирования новых цивилизационных иден-
тичностей .
В условиях несформированности цивилизационой идентичности во-
сточнославянских народов к настоящему времени можно выделить три основных сценария решения этой проблемы в ближайшем будущем:
1) переход восточнослвянских культур в состояние окраинности и
промежуточности по отношению к западноевропейской , исламской и стремительно самоутверждающейся, не стареющей китайско-конфуци-
анской цивилизациям, что, возможно, изменит статус восточных сла-
вян как народов исторических , превратит территории развития уни -
кальной культуры в задворки Европы или «сени» Китая;
2) превращение восточнославянских народов в периферийную куль-
турную группу единой мировой цивилизации в условиях центральной позиции евроатлантического ядра;
3) стратегическое самоутверждение восточнославянских народов в
роли особой региональной цивилизации в многополюсном поликуль-
турном мире.
Несомненно, архетипический и этнический уровни ментальности
обладают достаточно выраженной устойчивостью и спонтанной сопро-
тивляемостью чужеродным воздействиям. Эти свойства ментальности могут быть активизированы при помощи направленной сознательной
стимуляции энергии архетипов коллективного бессознательного в ин-
тересах формирования единой цивилизационной идентичности восточ-
ных славян, если, конечно, соответствующие задачи будут сформули-
рованы и реализованы национальными элитами восточнославянских народов, при условии, что эти элиты сохранят действительно нацио-
нальный характер.