Начавшийся на рубеже 80 – 90-х г. евразийский «бум», выразившийся в потоке переиздания евразийских текстов и адресованных евразийству публикаций, является результатом актуального интереса к нему обществознания, осваивающего новый пласт русской эмиграции. При этом обращение к евразийской историософии только отчасти может быть объяснено сугубо академическим интересом. В значительной мере современные апелляции к евразийству вытекают из реальности происходящих этнокультурных, геополитических и цивилизационных процессов. Инициированный русской революцией опыт евразийского теоретизирования как нельзя лучше ложится на реалии дезинтегрированного и претерпевающего процессы системной трансформации пост- советского пространства, что и позволяет проводить параллели между эпохой, обусловившей возникновение евразийства, и современностью, анализировать классические евразийские подходы, апплицировать их на реалии сегодняшнего дня.
В моделях и прогнозах относительно будущего мирового развития указывается, что грядущий мировой порядок будет формировать- ся в радикально изменившихся социально - экономических и политических условиях. Выделяются две ведущие силы, определяющие кон- туры грядущего мироустройства в долгосрочной перспективе . С одной стороны, это фактор глобализации, который многие связывают с усиливающейся тенденцией к интеграции стран мира, с другой – противоположная первой тенденция локализации, не менее активно закрепляемая в стремлениях к культурно - цивилизационному самоопределению, фиксируемая в «децентрации» власти, ее движении «вниз». Рассматриваемые в диалектическом единстве, данные тенденции неоднозначно влияют на динамику социальных процессов . Потенциал их взаимодействия остается во многом непредсказуемым. Их взаимо- действие может открывать новые возможности для дальнейшего раз- вития межкультурной коммуникации и диалога , а может , напротив , инициировать угрозы этноконфессиональной , национальной , циви - лизационной нетерпимости , сопряженные с разрушением социально - экономической и политической стабильности в региональных изме - рениях и глобальных масштабах.
Обозначая выходы евразийской доктрины в современность , сле - дует отметить значимость евразийского императива – интеграции, вза- имодействия народов . Осмысление евразийского императива спект - ром современных концепций и теорий неоевразийского толка являет- ся попыткой изложения будущего России в координатах евразийской цивилизации . Несмотря на разнородность концептуальных и страте - гических позиций, объединяемых в рамках неоевразийства, они объяс- няют специфику видения этого будущего , раскрываемого на уровне общих , позволяющих обозначить его контуры тенденций . Неоевра - зийство признает необходимость модернизации евразийской парадиг- мы мышления , ее соотнесения с новыми политическими , экономи - ческими , идеологическими и геополитическими реалиями . Оно со - держит в себе явный прогностический момент, учитывая императивы и реалии нового тысячелетия, содержание которого будет определяться противоречивыми формами межкультурного диалога , « столкновени - ем цивилизаций ». В этих условиях евразийская идентичность может рассматриваться как фактор, противостоящий реализующимся в рус- ле западнических подходов процессам модернизации, размыванию ци- вилизационной самобытности евразийского суперэтноса . Излагаемая в исключительной оппозиционности атлантизму, ориентированная на поиск самобытной цивилизационной модели , неоевразийская идея оказывается чрезвычайно созвучной будущему, толкуемому в истори- ческой инверсии как поворот от техноцентризма к культуроцентриз- му и культуроцентрическому фундаментализму .
Особенностью неоевразийской постановки проблемы интеграции постсоветского пространства является акцентирование необходимости обновленного славяно-тюркского единства, способного выступить яд- ром, конституирующим формы и способы реинтеграционных процес- сов . При этом , несмотря на то , что легитимизация неоевразийского дискурса реализуется через апелляцию к историософской и политичес- кой традиции классического евразийства, подчеркивается определен- ная дистанция базовых мыслительных установок неоевразийства по отношению к евразийству 20 – 30-х гг. ХХ века, поставившему пробле- му цивилизационной идентичности России - Евразии , но не прорабо - тавшему, однако, конкретные пути ее геополитической и геокультур- ной стратегии.
В этом отношении особый интерес представляет утверждение ан-
тизападнического содержания и направленности евразийской идеи ,



реальная значимость которых определяется фактом позиционирования Западом себя по отношению к славянскому и мусульманскому факто- рам в качестве христианской цивилизации. Наиболее уязвимой в рам- ках классического евразийского дискурса, таким образом, становится религиозная проблематика, несущий стержень которой аккумулирован в мессианстве православной идеи . Возрождение евразийства в каче - стве нового мироустроительного проекта, способного выступить в ка- честве альтернативной западным моделям исторического развития и стереотипам мышления наднациональной (цивилизационной) парадиг- мы, по мнению российского философа А.С.Панарина, нуждается в су- щественном переопределении оснований евразийского синтеза. Пози- ция раннего евразийства, вводившего для многонародного (коллектив- ного) исторического культуро-субъекта – России-Евразии – религиоз- ную доминанту (исключительность «русского православия») подверга- ется переосмыслению, в рамках которого выстраиваются возможные, но полярные по своей ориентации способы достижения евразийского диалога : 1 ) « отстраненность от религиозных контекстов культуры в русле новой секуляризации »; 2) « выработка особого гуманитарного
« метаязыка », позволяющего сублимировать энергетику религиозных импульсов в специфические цивилизационные формы » [8, c. 3]. Оба варианта ориентированы на исследовательскую перспективу, предпо- лагающую дальнейший поиск глубинных универсалий евразийской куль- туры или конструирование таковых , что , в свою очередь , позволяет рассматривать предшествующие евразийству исторические формы са- моопределения цивилизационной уникальности России как ограничен- ные и принципиально не реализуемые с желаемым результатом в ситу- ации геополитического и геокультурного противостояния современной эпохи. Евразийская идея закономерно оказывается в некотором проти- воречии и с установками национального изоляционизма, и с панслави- стским движением, аргументами которого в обосновании цивилизаци- онного своеобразия последовательно выступали принцип этнического единства и идеология православия. Евразийство как новая транскрип- ция «русской идеи», проецируемая в будущее геополитическая страте- гия представляет собой более масштабный в содержательном плане цивилизационный проект , центрирующийся вокруг проблемы надна - циональной идентификации постсоветского пространства, форм модер- низации его различных сфер, исключающей в равной степени и имита- цию атлантизма , и воспроизводство панславистской модели , и путь самоизоляции .
В силу этого достаточно проблематичной является тенденция по- нимания евразийства в его классических и современных приложени- ях именно как способа самоизоляции , обращения к внутреннему и внешнему Востоку в целях формирования самодостаточного цивили- зационного организма, ведущего якобы в итоге к реализации локаль- ного варианта исторического творчества , не вписывающегося в об - щий контекст глобализационных процессов, и в этом плане выступа-



ющего в качестве своеобразной рудиментарной реакции . Последняя понимается как попытка реставрации изживших себя в современную эпоху социально-исторических форм. Многозначность евразийской ис- ториософской интенции дает основания и для такого рода констата - ций , вытекающих из усиления и абсолютизации различных явных и неявных граней евразийского учения . Конструктивные же моменты данной позиции сводятся в основном к утверждению взаимосвязи и взаимозависимости « этнических субстратов » и « культурных сегмен - тов », включаемых в наднациональные структуры и цивилизацион - ные пространства, тяготеющие к унификации и стандартизации в сфере материального производства , социальных отношений и культуры . Вместе с тем необходимо учитывать , что конец эпохи « локальных цивилизаций » обнаруживает проблематичность поиска в формирую - щемся едином глобальном пространстве цивилизационной ниши для стран , не успевших решить вопросы модернизации или предприняв - ших попытки ответа на них в русле « модернизации без вестерниза - ции». Исследователи указывают на давние исторические предпосыл - ки глобализации. Сегодня она приобрела откровенно агрессивные эк- спансионистские формы воплощения в виду ликвидации некогда мощ- ного в военно-стратегическом плане СССР , под эгидой которого со- здавалась мировая система социализма , реальная биполярная струк - тура мира. Коллапс представлявшего собой барьер для форсирования глобализационных процессов СССР открыл возможности однополяр- ной структурированности мирового пространства , закрепляющей ге - гемонистский статус победившего в противостоянии «холодной вой- ны » Запада . В дальнейшем последовал продолжающийся и в совре - менную эпоху процесс перераспределения сфер влияния , упрочения полученных победителями преимуществ .
Став объективной реальностью , устранив в своих претензиях на мировое господство крупнейшего противника и подавляя любые спо- собные выдвигать претензии на закрепление своего влияния в регио- нальных масштабах страны , глобализм , по мнению аналитиков , не предъявил в условиях современности позитивных начал. А это озна- чает, что касающиеся общественных трансформаций проблемы оста- ются неопределенными , поскольку отсутствуют внятно сформулиро - ванные перспективы и программы действий . Очевидно , что постсо - ветские общества в масштабах СНГ не могут опираться на социальную модель, восходящую к стадии первоначального накопления капитала, эпохе «дикого капитализма», учитывая затратный механизм ее суще- ствования , сводящий к исчезающе малой величине возможности по - стиндустриального скачка и тем самым обрекающий встающие на этот путь страны на воспроизводство изжитых Западом стратегий разви - тия . Жизненно важной является ориентация на социально - экономи - ческую модель, способную вобрать в себя новые тенденции социаль- ного развития современности. Не менее очевидно и другое: вопрос по поводу конкретных очертаний данной модели – это во многих отно-



шениях открытый вопрос. Возможности его интерпретации задаются отчетливо обнаружившей себя в условиях современности интеграци- онной тенденцией , присущей, в том числе и странам постсоветского пространства . Сами же интеграционные процессы , будучи связанны - ми с глобализацией мировой истории , развертываются под мощным воздействием глобализма , но не всегда по запрограммированным им сценариям. Архитекторы «нового мирового порядка» предпринимают попытки установления жесткого контроля над историей, элиминируя все, что не вкладывается в разработанные и насаждаемые ими сцена- рии развертывания исторических событий , не утруждая себя особой заботой о моральном оправдании своих действий . Это закономерно вызывает обратную реакцию отторжения, зримо проявившуюся в па- дении авторитета в общественном сознании не принадлежащих к «зо- лотому миллиарду » стран ряда международных организаций , вольно или невольно покровительствующих « национальным интересам » из - бранной части человечества . Не последнее место занимает открыто практикующаяся Западом политика « двойных стандартов », нетерпи - мость к альтернативности, утверждение собственной исключительно- сти . Демократия и права человека постепенно приобрели характер ширмы и предлога для военно-политических агрессивных действий в отношении стран , чьи внутренние и внешнеполитические курсы не согласуются или противоречат реализации глобального замысла пе - реустройства мира по принципу жесткой однополярности . Демокра - тия и права человека активно задействованы и в практике политичес- кого давления не только по отношению к неугодным странам , но и для оказания влияния на международные структуры и организации . Последние события убедительно демонстрируют, что демократия мо- жет быть « дозированной », « ограниченной », « усеченной ». В равной ступени это относится и к правам человека . Более того , демократи - ческие режимы правления и защита прав человека поддерживаются именно там, где это выгодно глобалистам, забывающим по мере обес- печения их доступа к природным ресурсам , рынкам сбыта , источни - кам дешевой рабочей силы подвергнутых военной агрессии и полити- ческому давлению стран о реальном обеспечении поддержания и вос- производства данных институтов .
Глобализация трактуется прежде всего в экономическом аспекте как завершающая стадия интернационализации экономики , создания глобального рынка, где свободно циркулируют товары, услуги, идеи, капиталы. Современный уровень развития финансовой системы и ка- питаловложений характеризуется тесной взаимосвязью валютных кур- сов , банковского процента , котировок акций . Небывалый экономи - ческий рост является следствием « миграции » инвестиций , свободно преодолевающих барьеры национальных государств . Данная взаимо - связь, однако, неоднозначно срабатывает в поляризованном мире, об- наруживая неравномерность и неравноправность участия в глобаль - ной экономической системе отдельных составляющих ее частей. Сво-



бодное движение услуг , товаров , инвестиций , информации , челове - ческих ресурсов содействует закреплению принципа ограниченного , разделенного участия , при котором экономические дивиденды акку - мулируются развитыми странами , стремящимися к перераспределе - нию совокупного дохода в свою пользу. Структура глобальной эконо- мики приобретает не свойственные ранее данной сфере деятельности черты : открываются и усилено используются каналы манипуляции идеями и капиталами. В глобальном мире экономика становится вир- туальной , открытой диктату финансово - олигархического капитала , постепенно утрачивая непосредственную привязку к реальному про- цессу материального производства.
С одной стороны, глобализация хозяйственной деятельности при- водит к усилению интеграционных тенденций , основанной на пре - имуществах международного разделения труда эффективности про - изводства, внедрению научно-технических инноваций. Но с другой, – она несет в себе ограничение свободы выбора , в том числе выбора идей , моделей поведения , круг которых замыкается приводимыми в движение процессами глобализации товарными , финансовыми и ин - формационными потоками . Налагая ограничения на проявления сво- боды мысли и действия, глобализационные процессы, охватывая стра- ны с различными стартовыми позициями , инициируют логику « гос - подства и подчинения » в общемировом масштабе . Складывающаяся под их воздействием международная система разделения труда со - действует не только измеряемому критериями экономической целесо- образности прогрессу, плоды которого непропорционально распреде- ляются между «ведущими» и «ведомыми», но и обеспечивает укреп- ление статуса развитых, отводя развивающимся странам роль непос- редственных производителей , источников сырья , дешевой рабочей силы , рынков сбыта , перелагая на их плечи ответственность за воз - никающие в результате размещения на их территории небезопасных и вредных производств экологические затруднения. Национальные эко- номики, будучи прочно привязанными к глобальным механизмам ре- гулирования, становятся уязвимыми от колебаний мировой экономи- ческой конъюнктуры , превращаются в объекты манипуляции транс - национального капитала . Диктат экономической выгоды и расчета , главной целью которого является извлечение в короткие сроки мак - симально возможной прибыли , остается крайне нечувствительным к вопросам нищеты , голода , духовного опустошения , потери нацио - нальных перспектив и в этом плане, по мнению многих, обнаружива- ет свою паразитарную сущность. На этом фоне происходит реанима- ция этнического сепаратизма, национализма, религиозного фундамен- тализма , в русле которых часто формулируются альтернативные су - ществующим претензии на мировое лидерство и господство.
Фетишизация свободного рынка породила представление о его пол- ной самодостаточности, способности к самоорганизации, об имманент- но присущей ему потенции к восстановлению утраченного равновесия.



Сторонники современного либерализма, делая на этом особый акцент, призывают к устранению регулирующей функции государства из ры- ночной стихии , якобы избыточной и препятствующей преодолению критических фаз в ее развитии . Однако это не снимает целый ряд порождаемых стихийными способами самоподдержания свободного рынка проблем. Важнейшие в этом ряду – это проблемы неравномер- ности распределения благ, нестабильности финансовой системы, угро- за глобальных монополий, неоднозначной роли государства, проблема ценностей и социального согласия [9, c. 323]. Исследователи указыва- ют, что названный круг проблем порождается большей степенью мо- бильности капитала в сравнении с передвижением рабочих ресурсов, различиями между финансовым и промышленным капиталом , цент - ром и периферийными локусами мировой экономики . При этом хит- росплетения мировой финансовой пирамиды остаются непрозрачны - ми. Баланс экономического равновесия наблюдается не всегда. Как раз напротив, частым явлением становятся ситуации «нарушенного равно- весия», возникающие не только как объективное следствие стихийно- го развития свободного рынка, но и как сознательно инициируемые в интересах доминирующих в нем сил явления. «Бесконтрольная эконо- мика» приобретает отчетливо выраженный угрожающий стабильности социально -экономического развития характер , она элиминирует уча - ствующих в ней «слабых» игроков, а жесткие задействованные в ней инструменты конкуренции укрепляют позиции «сильных», превращая их в монопольных собственников глобального рынка.
На постсоветском пространстве попытки осуществить указанную модель сопровождались широким распространением идеологических клише – необходимостью развития и укрепления демократических ин- ститутов, защиты прав и свобод человека, перехода к рынку через ли- берализацию экономической деятельности . Ставшие традиционными сегодня как совокупность требований, предъявляемых международны- ми организациями желающим присоединится к мировому участию стра- нам, они являются одновременно протекционистской системой мер для расширения влияния Запада, обеспечивающими реализацию его стра- тегических приоритетов в мировом масштабе. Призывы отказаться от национального контроля, обязательств социального государства, сдер- живающих дальнейшие экспансионистские поползновения неолибера- лизма , в качестве цели имеют освобождение капитала от его нацио- нальной и социальной привязанности и ответственности, что стимули- рует процессы его свободной циркуляции, не обремененной системой социальных обязательств и гарантий, значительно усиливает его удель- ный вес в принятии политических решений посредством прямых аргу- ментов шантажа правительств, приводящих в результате к свертыва- нию программ социального обеспечения. Свидетельства данному про- цессу усматриваются в произошедшем в ряде стран существенном со- кращении уровня социальной защищенности населения , в уменьше - нии уровня заработной платы, росте безработицы. Существенные из-



менения также претерпевает и структура рынка, меняющего ориента- цию с запросов общества массового потребления на удовлетворение престижного спроса, элитарного потребления, приносящего несоизме- римо больший процент дохода в сопоставлении с подвергнувшимися сокращению и примитивизации массовым спросом и потреблением. В постсоциалистических странах , « уготовованным будущим » которых являлось «демократическое общество», эти тенденции проявляют себя с особой остротой , выраженной в небывалом социальном и имуще - ственном расслоении , очередной поляризации бедности и богатства . За редкими исключениями попытки реформирования в этих странах, проводившиеся в условиях « антитоталитарной волны », под знаком общечеловеческих ценностей, сработали не в пользу конкретных поло- жительных результатов реформ , а на пользу идеологам « свободного рынка» и проводникам их политики на местах национальным элитам, осуществившим подмену усиленно рекламируемого демократического содержания реформ антидемократическим, ограничившим социальную демократию ее формальными рамками. Отсюда вытекает целый комп- лекс вопросов, связанных с возможными перспективами развития граж- данского общества , поиском национального согласия , прежде всего властвующей элиты и масс, получивших набор средств символическо- го удовлетворения потребностей, но оставшихся без национальных и социальных гарантий.
В свете этого прогнозы по поводу отмирания института государ- ства являются, безусловно, преждевременными . Именно институт го- сударства , полагающий в свои функции стабилизацию социальной и экономической сфер, способен придать известную степень устойчивос- ти финансовой системе. Особую значимость обретает проблема ценно- стей как основы общественного консенсуса. Национальные ценности, как и национальные границы, неконвертируемы в структуру миропо- рядка, реализующего модель глобализации по принципу товарной фе- тишизации мира, мира, где все производится и потребляется. Сформу- лированные в этом ключе экономические подходы вряд ли могут быть перенесены на общества, выстраивающие собственную иерархию соци- альных приоритетов и целей, не редуцирующих все сферы своей жиз- недеятельности к критерию ценовой и товарной эффективности. Цело- стность общественной жизни включает в себя не только удовлетворяю- щую материальные потребности рационализацию соответствующих форм производства, но также в качестве необходимого звена охватывает сферу воспроизводства консолидирующих идей. Именно здесь обнаружива- ются основополагающие антиномии глобального мира. Ценностно-це- левые ориентации и социальные диспозиции имеют достаточно проч- ную привязку к локальному в его национально-государственных, ци- вилизационных вариантах, тогда как глобальные структуры, ограничи- вая их проявления, предлагают суррогаты в виде космополитического сознания, массовой культуры, спроецированных на потребительство и вещизм как доминанты социального поведения. Отсюда делается вы-



вод о том, что растущие возможности глобальной экономики не сопро- вождаются соответствующими тенденциями в развитии глобального об- щества, что ставит под сомнение будущность формирующейся мирост- руктуры в целом. Модель «единства в многообразии» остается на дан- ном этапе развития недостижимой в силу того, что фундаментальные различия между национально -государственными , цивилизационными образованиями в действительности являются более глубокими, неже- ли различия, нивелируемые универсализирующими механизмами фун- кционирования глобального рынка.
Не менее важным для понимания современности является фикси- руемый социологами факт разнонаправленности процессов глобализа- ции и демократизации, в условиях которой социальная модернизация национальных государств, призванная привести к становлению демок- ратии и гражданского общества, в глобальном измерении оказывается пересечена с новыми принципами господства и подчинения, рельефно демонстрирующими отсутствие демократии в «глобальном обществе», внешне провозгласившем ее основополагающим принципом жизнеуст- ройства. Структура глобальной экономики также недемократична. Опи- раясь на технологические инновации в средствах информационной ком- муникации , созданную индустрию масс - медиа , капитал приобрел не связанный с реальными процессами хозяйственной жизни виртуаль - ный характер . Глобализация информационного пространства , откры- вая новые горизонты общения и содействуя плюрализации мнений , взглядов, вкусов, предпочтений, выводит информационные потоки из непосредственного контроля государства, усиливает космополитичес- кую направленность сознания и деятельности , порождая тем самым необходимость укрепления государственного и общественного контро- ля за циркуляцией информационных ресурсов в пределах национальных государств, поскольку манипуляторские стратегии, развертывающиеся в глобальном информационном поле через механизмы приобретения знаний, организации досуга и т.д., несут в себе значительный негатив- ный момент стандартизации ментального поля под прессом сильней- шего воздействия на массовое сознание информационных технологий, содержащих рельефно выраженную идеологическую составляющую, от- ражающую вполне конкретные цели и интересы и служащую им.
Стронники глобализма в качестве необходимой предпосылки ста- новления глобального мира выдвигают как наиболее оптимальный ва- риант социальных трансформаций модель «открытого общества», пре- дусматривающую наличие степеней свободы, достижение социальной справедливости , уважение к правам человека, постепенное движение к рыночной системе координат. И тем не менее очевидно, что проекты
«открытого мира», «открытого общества» лежат в плоскости одномер- ных, унифицирующих стратегий цивилизационного развития, пресле- дующих задачи постепенного втягивания ареала локальности в гло - бальный миропорядок, очертания которого уже сформированы исклю- чающим альтернативность как принцип исторического развития глоба-



листским мышлением. Осознание этого факта на уровне региональных центров мира породило невосприимчивость, а в ряде случаев и прямое отторжение усиленно рекламируемой и настойчиво продвигаемой мо- дели. В любом случае приоритетной в выборе модели социальной транс- формации и вхождения в единый мир в «региональных анклавах» ста- новится собственная система ценностей , позволяющая осуществить модернизационные инициативы с наименьшей степенью угроз для со- хранения национальной идентичности и последующего формирования региональных структур как противовесов единому мировому наднаци- ональному центру.
Оказавшись на историческом перепутье, постсоветские страны сто- ят перед выбором пути дальнейшего развития. Сами варианты выбора, учитывая предшествующий опыт реформ, не выглядят безграничными. Поле исторического выбора обозначено, в сущности, двумя стратегиями развития. Одна из них состоит в включении в господствующие магист- ральные тенденции мирового развития на правах подчиненного положе- ния в надежде на получение своей доли «глобального пирога», отчуж- даемые части которого становятся все меньше. Это отчетливо просмат- ривается в проблемах интеграции Евросоюза, касающихся его расшире- ния за счет стран, образовавшихся в результате распада СССР, мировой системы социализма. В другом варианте также не исключается вхожде- ние в общемировые процессы, но акцентируется необходимость проме- жуточной стадии интеграции государств, объединенных общей истори- ей и культурой, интегрированный потенциал которых значительно уве- личивает их роль в мировой политике, позволяя совместно отстаивать общие цели и интересы. Данный вариант актуализирует необходимость оригинального «ответа» на вызовы глобализации, прокладывающего путь в будущее, содержащее собственную перспективу.
Пр и всех издержках и противоречиях развертывающихся про - цессов глобализации мировой истории очевидна объективная состав- ляющая их сторона . Глобализация – это тенденция мирового разви - тия , выраженная в установлении взаимосвязи , взаимодействия и взаимозависимости регионов мира . В обозримом будущем она со - хранит за собой статус основополагающего вектора развития . Одна - ко это не означает , что формы , которые она принимает сегодня , безальтернативны . Вызванные практикой глобализма диспропорции допустимо рассматривать как следствие монополизации интеграци - онных тенденций в различных сферах общественной жизни ( эконо - мике, политике, культуре) отдельными участвующими в данном про- цессе субъектами , в первую очередь финансовой олигархией, сумев- шей распознать в глобализации беспрецедентные возможности рос - та , непосредственно побудившие к осуществлению их приватиза - ции, позволившей установить собственные правила игры, часто име- нуемой игрой с нулевой суммой , и оказывать существенное воздей - ствие на характер и направленность глобализационных процессов , бросив тем самым « вызов » не успевшим воспользоваться « плодами



прогресса ». Вполне закономерной является точка зрения , связыва - ющая способы придания глобализации человеческого , гуманного облика с включением в общую логику развития не принадлежащих к « золотому миллиарду » социальных групп , народов , стран и реги - онов, предполагающую освоение ими ранее приватизированных мень- шинством возможностей глобализации для удовлетворения своих потребностей и интересов через создание системы сдержек и проти- вовесов существующей раскладке политических и социальных сил на общемировом уровне. Сама же возможность эффективного участия в глобализационных процессах , как и конкретные его варианты , опре- деляются альтернативностью модернизационных стратегий в эпоху глобализации, прежде всего – необходимостью радикального разрыва с «догоняющей» парадигмой социального развития. Данная альтерна- тивность может выстраиваться через создание оппозиционных гло - бальной организации капитала отражающих интересы политически слабозащищенной периферии мира региональных организаций . Рас - ширение участия в приобретших очертания элитарности глобализа - ционных процессах, указывают аналитики, не будет бесконфликтным. Все это можно рассматривать как аргументы , свидетельствующее об усиливающейся поляризации мира , в котором диалог и сотрудниче - ство под знаком « общечеловеческих ценностей » отходят на второй план , уступая место праву силы . Складывающиеся реалии порожда - ют вполне оправданное сомнение в возможности безболезненного ,
« плавного » вписывания человечества в инициированные « золотой » его частью структуры мирового порядка, стимулируя вызревание ми- роустроительных альтернатив . Их поле в области мировой политики определяется прежде всего степенью активизации новых социальных инициатив , способных сформулировать собственные проекты соци - отворчества в логике « иначе - возможного », суть и предназначение которых видятся в разработке и воплощении в условиях трансформа- ционных процессов общественной жизни объединяющих мировоззрен- ческих идей. Попытка анализа глобализации в гуманитарных катего- риях и понятиях , в культурно - антропологической и социально - пси - хологической перспективах демонстрирует исключительную способ - ность западного мира в проведении в жизнь интеграционной тенден- ции, базирующейся на экономических связях, технико-технологичес- ких инновациях, аргументах силового, военно-политического воздей- ствия . В своих основаниях они имеют преимущественно инструмен - тальное значение, исключающее или сводящее к минимуму поле при- тязания экономической власти в решении круга проблем внеэкономи- ческого порядка – экологических и нравственных императивов чело- веческого существования . Иными словами , проблематика связываю - щих человечество духовных нитей остается нерефлексивным , крайне уязвимым пунктом экономикоцентричного сознания, в иерархии при- оритетов которого ведущее место занимает « практицизм », техноло - гия извлечения прибыли заранее оправдывающими цель средствами .



Следствием этого является реанимация инстинктивных начал приро- ды человека, возведение эгоизма в норму социальных взаимодействий. В условиях грядущей радикальной духовной трансформации, о необ- ходимости которой все чаще говорят сегодня , ни реабилитация ин - стинкта, ни принцип индивидуализма не способны выступить потен- циальным источником обновления . Мобилизационные ресурсы со - храняются в перспективе не за экономическим диктатом выгоды и расчета , а за духовными феноменами бытия , подпитываемыми , как подчеркивает А . С . Панарин , религиозно - эсхатологической традицией [ 1 0, c. 376]. Последнее по - новому определяет роль третируемых и подавляемых глобализмом ареалов локальности – изгоев глобализа - ции, не утративших способность продуцировать большие идеи в сфе- ре духа , лимит которых у западного мира на сегодня исчерпан ( на - помним о « конце истории » Ф . Фукуямы ).
В глобальной картине формирующегося мироустройства не до конца определенной является роль стран Юго-Восточной Азии. Про- гнозы , выстраиваемые в отношении экономических перспектив ре - гиона, однозначно свидетельствуют о том, что при условии сохране- ния имеющихся темпов экономического роста через полтора-два де - сятилетия из 6 крупнейших экономик мира 5 будут расположены в Азии . Среди последних особо выделяется Китай , чья экономика в ближайшем будущем способна превзойти масштаб экономической мощи США , далее следуют Япония , Индия , Индонезия , Таиланд . Достижения Азии в области экономики зримо демонстрируют воз - можности конкурирования азиатских цивилизаций с западным ми - ром в сфере экономической деятельности и определяемых ею поли - тических интересов . Как противовес Западу и разворачивающейся в его логике глобализации они способны формулировать собственные духовные доминанты , образовывать центры интеграции , оспаривая присваиваемое адептами и проводниками глобализационных про - цессов право решать вопрос о возможностях и границах объедини - тельных стратегий , реализуемых вне пределов западного мира . В имеющемся противостоянии неизбежно обнажатся противоречия , очерчиваемые контурами цивилизационной , конфессиональной при - надлежности – линиями « цивилизационных разломов », описанны - ми С .Хантингтоном в терминах «столкновения цивилизаций », вклю - чающем в себя сферу конфликта между исламом, индуизмом, право- славным и западным ответвлениями христианства и т . д ., являющи - мися фундаментом выстраивания цивилизационной идентичности . Давно существующие между ними трения и противоречия таят угро- зу эскалации конфликта , принимающего облик мотивированных преимущественно « высокомерием » Запада , « нетерпимостью » исла - ма , явно выраженным стремлением к « самоутверждению » Китая перманентных столкновений . Претензии на альтернативность , де - мократизация глобализации по критерию социальной справедливос - ти , доступности для всех столкнется с сопротивлением доминирую -



щих на данном этапе в ней сил . Подтверждения этому многие ус - матривают в активизации мусульманского фактора , внутреннем пе - рерождении терроризма , принявшего характер международного яв - ления , что содействовало укреплению в сознании большинства по - нимания его сути как глобального явления и глобальной угрозы , требующей принятия адекватных мер по ее устранению .
Не менее очевидно и то, что мировые отношения складываются не только как результирующая финансовых , товарных и информацион - ных аспектов , но и как интеграл национальных , государственных и цивилизационных измерений . В содержательном плане это означа - ет появление тенденции формирования многомерного и многопо - люсного мира. Глобальный контекст предполагает движение не только в сторону интегрированной целостности мира , имеющей в фунда - менте устойчивую рационализацию рынка , но также инициирует об- ретающее более отчетливые формы движение к мультиполярности мироустройства на закате индустриализма и становления постинду - стриальной парадигмы социальности с присущим ей многоуровне - вым структурированием субъектов мирового развития , ведущими в системе которого становятся цивилизационные единства , успешно совмещающие техногенные и информационные пространства с со - хранением собственной идентичности . Отмеченная специфика под - держания цивилизационного самосознания отсылает к необходимо - сти учета в мировом развитии латентных , но долговременных и по - стоянно действующих факторов, задающих способы воспроизводства цивилизационно « многоликой » социальности и вписывание ее в магистральные тенденции современного мироустройства . В после - днее время фиксируется необязательный религиозный характер дан - ных факторов . Поддерживающая сохранение идентичности тради - ция связывается с широким комплексом культуротворчества , дости - жениями социогуманитарных наук . Определяющая относительную устойчивость социокультурных реалий традиция культуры, представ- ляя собой результат самоорганизации всех уровней и сфер жизнеде - ятельности общества , обеспечивает механизмы поддержания жиз - ненно важных функций , интеграцию и дифференциацию социаль - ной среды , делая тем самым возможным успешное проведение мо - дернизационных инициатив .
Цивилизационные перспективы России как центра Евразии в этой связи могут быть осуществлены в условиях взаимодействия с запад - ными и незападными цивилизациями как в рамках евразийского про- странства , так и в глобальном контексте . Их предпосылкой , по мне- нию ряда исследователей , является универсализирующая система со- циокультурных коммуникаций, позволяющая преодолеть локальность и партикуляризм в этническом , социальном и культурном аспектах . В сознании постсоветского обществоведения опосредующим данный универсализм звеном является поиск «духовной власти» в цивилиза- ционном пространстве Евразии . Подобным интеграционным потен -



циалом могут обладать православие, ислам, буддизм, еще не до кон- ца исчерпавшая лимит доверия социалистическая идея . Не исключа - ется также перспектива идейного консенсуса на основании идеологи- ческих доктрин Запада и Востока . Вызревание мироустроительных инициатив возможно и на основе мировоззренческих традиций оте - чественного философствования , несущего значительный запас теоре- тического обоснования социальной интеграции и практики ненаси - лия, адресованных будущему. И все же единственным способом ком- плексного охвата евразийской социальной общности признается ста- бильный механизм диалога, разработка действенных способов дости- жения взаимопонимания и согласия . По всей видимости , ключевым значением в данном цивилизационном процессе будут обладать не смысловые и нравственные акценты в истолковании проблемы интег- рации , а перспектива реализации прочных транснациональных свя - зей общения, развертывающихся в сферах хозяйственной деятельнос- ти, образования , науки. Результат этого процесса вполне закономер- но представим как становление « гибридной » евразийской цивилиза - ции с высокой степенью культурной многоукладности, взаимным пе- ресечением разнонаправленных ценностей и разнородных компонен - тов , являющихся показателями любой достаточно развитой цивили - зационной среды и ситуации межкультурного взаимодействия .
Представленный выше комплекс противоречий современности де- лает жизненно важным вопрос о собственных перспективах истори - ческого развития. Одним из способов их осмысления является неоев- разийская постановка проблемы, сохраняющая критику западничества и вестернизации как родовую черту евразийской традиции. Более ре- льефно она обозначена в ветви неоевразийства , балансирующей на грани мистики, национализма и геополитики. Так, интерпретируя ев- разийские тексты, А.Дугин отстаивает понимание Запада как истори- ческой патологии , пути дегенерации и упадка . Сохраняя классичес - кие мыслительные антиномии : индивидуализм – коллективизм , ли - берализм – авторитаризм, демократизм – общинность, механизм – орга- низм, он связывает приоритет евразийской доктрины с экспликацией реального геополитического основания славянофильских концепций , которые вне евразийского их доосмысления остаются или слишком абстрактными, или резюмируются панславистской идеей, а последнее, с точки зрения А . Дугина , тождественно идейному воспроизведению
«пангерманизма » в ином цивилизационном контексте. Самобытность Евразии выражена в специфике сакральной географии территории, а осознание уникальности России в Евразии определено логикой ее центрального положения в ней . Вследствие этого « русский патрио - тизм», имея сакральные, мистические основания, коренящиеся в гео- графическом и геополитическом факторах евразийского пространства, отличен от национализма иных народов. Исключительность «русско- го патриотизма», рассматриваемого в качестве формы «евразийского национализма », вытекает , таким образом , как следствие осознания



мессианской предопределенности и значимости национального само- сознания , включая архетипический уровень коллективной психоло - гии [11, c. 307].
Вместе с тем вопрос о евразийской сущности России сегодня со- храняет известную степень дискуссионности и неоднозначности. По- зиция крайнего почвенничества , базирующегося на представлении о России-Евразии как окончательной ликвидации исторической России, связывает с евразийской перспективой растворение русского нацио - нального самосознания и православного мировосприятия. Евразийство как концепция будущего оказывается в данной логике суждений рядо- положенной западноевропейскому космополитизму и либерализму , поскольку главный порок евразийской рационализации состоит в по- тере национально-исторической и духовно-религиозно-этической преем- ственности в развитии российского государства. Как следствие этого сам неоевразийский проект является «очередным произвольным «конструи- рованием» новых образований из противоправно созданных квазигосу- дарств на исторической территории России» [12, c. 214], что для россий- ской государственности имеет трагичные исторические последствия.
И все же евразийство как идея и, возможно, в недалеком будущем практика несет в себе интегративный смысл. Концептуальный уровень ее освоения в поле историософских категорий достаточно сложен, ибо предполагает наличие момента соотнесения евразийского дискурса с предшествующими ему поисками своеобразия исторического пути и способами осмысления культурной уникальности России. В этом от- ношении евразийство не беспочвенно, т.е. не возникает на пустом ме- сте. Имея в истоках рационализации славянофильства, концепты «ви- зантизма» и «азиатизма», евразийство (хотя и опосредованно) тяготе- ет к «русской идее», взятой в совокупности ее исторических модифи- каций. Опосредованность этой связи представляет проблему для исто- рико-философского знания, находится в сфере компетенции академи- ческой науки и оценивается по-разному.
В социально - практическом же плане выводы евразийцев значи - мы прежде всего как вектор, задающий рамочные условия поиска на- ционального пути , уяснения сущности , исторического предназначе - ния России, восточнославянских народов, их места и роли в евразий- ском пространстве. Именно этим обусловлена актуализация творчес- кого наследия евразийства , ракурс его осмысления в призме фило - софско -мировоззренческих исканий современности . Для одних обра- щение к нему связано с открывающейся в границах евразийской иде- ологии возможностью гармонизации этнонациональных и конфесси - ональных отношений , ненасильственных способов урегулирования взаимных претензий на постсоветском пространстве. Другие пытают- ся отыскать в евразийстве элемент искусственности и умозрительнос- ти, указывая на невозможность возрождения национального самосоз- нания на предложенных им путях , соединивших в классическом ва - рианте отрицание западничества и поклонение большевизму . В дан -



ном случае исторический замысел евразийства сводится преимуще - ственно к проявлению подпитываемого ностальгией советского про- шлого «неоимперства», претендующего на осуществление несостояв- шегося в 20 – 30-е годы ХХ века проекта. Подобная оценка евразийс- кой концепции свойственна и западному обществознанию , в анализе которого евразийство, выступая частью национального самопоописа- ния и самопонимания в постсоветской России , неизменно предстает в качестве «дискуссии о фантоме», не имеющей никакого отношения к действительности [13, c. 97].
В интерпретациях евразийского наследия просматривается стрем- ление подвести итоговую черту , сформулировать однозначное « да » или не менее категоричное «нет». В действительности невозможным оказывается ни первое, ни второе, о чем свидетельствуют постоянно возобновляющиеся дискуссии о соотношении Запада и Востока в ис- торических судьбах России , факт поиска особого « третьего пути ». Очевидно одно – перспективы социальной модернизации и построе - ния «собственного дома» выводят концепцию евразийства из области философско-культурологической рефлексии в сферу социально-поли- тической практики . Ее современные версии вынуждены определять себя в контексте общеинтеграционных процессов, решая одновремен- но задачи вписывания постсоветских обществ в процессы глобализа- ции мировой истории . Евразийский проект не является единствен - ной моделью в поле конкретных получивших реализацию и суще - ствующих в возможности моделей общественного развития . Но он , представляя собой альтернативу как жестким социальным технологи- ям неолиберализма, являющегося идейной основой глобализации мира, так и радикальным почвенническим проектам автаркии «малых про- странств», оказывается исторически обоснованным и весьма перспек- тивным направлением реализации цивилизационного выбора . Кам - нем преткновения на этом пути часто становится сам термин «евра - зийство », вербально и в некотором смысле содержательно противо - стоящий классическим концептам « национальной идеи », « русской идеи » и т . д . Фиксируя отмеченное « несоответствие », не следует за - бывать о том, что евразийская идея несет в себе широкое интеграль- ное значение. Замышлявшаяся классиками евразийства как идея (идео- логия ), имеющая наднациональный смысл и звучание , она содержит в себе потенциал дальнейшей интеграции . Наиболее перспективным и, видимо, адекватным реальности в этой связи следует признать по- нимание евразийства как очищенной от «агрессивной универсальнос- ти» концепции «третьего пути», положения которой, по мнению М.А.- Маслина , « могут стать приемлемой основой достижения консенсуса в раздираемом противоречиями обществе » [ 1 4]. Потенциал евразий - ства далеко не исчерпан . В условиях дезинтеграции постсоветского пространства интерес к нему предопределен необходимостью разра - ботки национальной идеологии, способной реализовать свои мобили- зационные и интеграционные возможности .